— Правда? — Польщенный Леня зарделся. —Наверное, ты мне льстишь, но все равно приятно…

По крайней мере теперь мы точно знаем, где был тот самыйрекламный плакат, а значит — где располагается база Аллы. Нам нужно искатьбывшую детскую спортивную школу на Выборгском шоссе, немного не доезжаяПарголова.

Коля Трофимов, среди близких друзей известный поднезамысловатой кличкой Трофим, не всегда был санитаром в морге.

Когда-то очень давно, как говорят, в другой жизни, Трофимбыл художником. Не каким-нибудь непризнанным и заносчивым бородатым гением изкочегарки, а вполне официальным, дипломированным, достаточно молодымхудожником, участником всероссийских выставок и членом Союза художников, чтодля его лет было очень и очень не, плохо. Ему замечательно хорошо удавалисьобразы молодых современников, знатных сталеваров, монтажников, токарей и механизаторов.Вышестоящие товарищи всерьез подумывали, не выдвинуть ли новую работу молодогоперспективного коллеги на соискание премии.., не самой главной, конечно, нотоже очень и очень престижной. Однако, чтобы эти планы успешно претворились вжизнь, Николаю Трофимову нужно было еще немного потрудиться.

Для этого решающего броска ему организовали творческуюкомандировку на БАМ.

Прежде Николай жил в условиях, можно сказать, тепличных:своих сталеваров и механизаторов он рисовал в просторной и комфортабельноймастерской, а доменные печи и трактора пририсовывал на заднем плане, сверившисьс каким-нибудь специальным журналом. Поэтому тяжелые и не слишком комфортныеусловия на строительстве магистрали оказались для художника неожиданными ивызвали у него глубокий стресс. К счастью, молодые строители магистралиоказались людьми компанейскими и общительными, они поняли тонкую и ранимую душухудожника и прониклись к нему сочувствием. Сочувствие, разумеется,сопровождалось большими литрами крепких и особо крепких напитков, то естьспирта, как медицинского, так и технического.

Постепенно Николай так привык к этим напиткам, что не могбез них заснуть, а проснувшись поутру, не мог без стакана стать человеком. Рукиу него быстро начали дрожать. Когда он вернулся с БАМа и представил комиссииплоды своей творческой командировки, вопрос о премии отпал сам собой.

Впрочем, самого Николая премия уже не слишком интересовала.Вообще говоря, его уже ничто не интересовало, кроме крепких и особо крепкихнапитков. Постепенно с медицинского и хорошо очищенного технического спирта онперешел на всевозможные суррогаты. Кисть он держать уже не мог, и чтобы было начто пить, ему пришлось устроиться грузчиком в винный магазин. Оно и лучше —всегда можно достать выпивку.

Постепенно из Николая Трофимова он превратился просто вКолю, а потом — в Трофима. Где-то далеко позади осталась красивая образованнаяжена, трехкомнатная квартира в центре, просторная мастерская. Жизнь быстроменялась, но Трофим этого совершенно не замечал: его интересовала толькодоступность любимых напитков. Трофим несколько раз пробовал лечиться, нопо-настоящему он не хотел бросать пить, потому что в трезвом состояниинемедленно возникали такие проблемы, от которых хотелось выть волком илинемедленно надраться…

Однако во время своих неудачных попыток излечиться онобзавелся некоторыми полезными знакомствами в медицинских кругах, благодарякоторым попал в Пятую «истребительную» больницу, в ее морг — пока что не«клиентом» этого ужасного заведения, а только санитаром. Работа пришлась ему подуше: «клиенты» тихие и не капризные, родственники «жмуриков» всегда готовыбыли налить, да и деньгами Трофиму перепадало. Кроме того, на него удивительноумиротворяюще действовало ежедневное лицезрение тех, кому еще хуже, чем ему…или уже лучше.

Трофим закатил в мертвецкую каталку с очередной жертвойбесплатной медицины и задумался на свою излюбленную тему: где бы немедленнораздобыть выпивку. В это время на пороге его ледяного царства появилсяобаятельный мужичок тридцати с небольшим лет.

Трофим сразу почувствовал, что нежданный посетитель решитего насущную проблему, и в очередной раз поразился тому, как милостивы высшиесилы, если они, конечно, есть. Симпатичный мужчина приблизился к санитару ишепотом спросил:

— Мужик, выпить хочешь?

— Голубь, да что же ты такое спрашиваешь? —воскликнул Трофим, прослезившись. — Да не просто хочу, а жажду всемифибрами своего измученного организма!

— Сразу видно творческую натуру, — незнакомецокинул Трофима заинтересованным взглядом, — не из писателей ли будете?

— Из художников, — с гордостью уточнилсанитар. — В прошлом — лауреат Государственной премии…

Он, конечно, несколько преувеличил свои былые заслуги, выдалжелаемое за действительное, но в его оправдание можно сказать, что прошлоевспоминалось ему не совсем четко, поэтому он часто заблуждался относительносвоих прежних творческих успехов.

— Неужели Государственной! — уважительно ахнулотзывчивый мужик. — Ну это же надо!

— Только велели мне Брежнева нарисовать, а я отказался!Не уважаю, сказал! Так прямо в лицо и заявил! А они мне тогда — ах, не будешь?Ну, так мы тебя в морг отправим! И немедленно всего меня лишили, всех наград изваний, и отправили в этот самый морг санитаром!

— Ну это же надо! — повторил симпатичный мужик.

Трофим так проникся только что изобретенной историей, чтосам в нее совершенно поверил, и от сочувствия к самому себе прослезился.Крупные горячие слезы поползли по его давно не бритым щекам, и от этогодостоверность трагической истории усугубилась. Бывший лауреат поспешил добавитьк ней новые впечатляющие детали:

— После каждый год приезжали ко мне на четырех черныхмашинах маршал и при нем три генерала. Маршал из машины выйдет, зайдет ко мне вморг и спросит: «Ну как, Трофим, не передумал?» А я ему прямо в глаза:"Никак нет, товарищ маршал, не передумал! Поскольку не уважаю его!

Вот вас — сильно уважаю и могу хоть сейчас нарисовать, каквы есть боевой командир! Мастерство, его ведь не пропьешь! Дайте мне, товарищмаршал, кисть и какую ни то краску — и прямо сейчас я с вас портрет нарисую,мама родная не узнает… то есть не отличит!" А маршал прослезится и скажеттак с душой: «Спасибо тебе, Трофим, за добрые слова, только нельзя с меняпортрет рисовать, засекреченный я!» А потом к своим генералам повернется искажет: "Смотрите и учитесь, каков у нас народ! Его хоть и в морготправили, в самую глубину, а он поперек воли своей не поступает!

Кого уважает — того уважает, а кого нет — того нет!" Ипосле обязательно мне нальет коньяку специального, маршальского, и сам со мнойвыпьет…

При этих словах Трофим с надеждой посмотрел на внимательногомужика и откашлялся со значением:

— Такой коньячок душевный.., как вспомню, так прямослеза прошибает. А ты ведь, голубь, тоже чего-то сейчас говорил насчет выпить?